С именем замечательного художника, страстного коллекционера, по-печителя Третьяковской галереи Ильи Семеновича Остроухова более, чем с каким-либо другим именем, связано открытие древней русской живописи. Появившись, расчищенная рукой искусного мастера, в его доме, в Трубни-ковском переулке на Арбате, древняя русская икона поразила всех своей не-виданной красотой.
Сотни лет черные доски, по замечанию знатока древней иконы П. П. Муратова, находились на чердаках, в чуланах, подвергаясь действию мороза и сырости, покрываясь голубиным пометом на колокольнях, осыпаясь, пре-вращаясь в изъеденную червоточиной труху. И если древняя русская икона воскресла в начале прошлого столетия, этим мы обязаны, прежде всего, и больше всего русскому старообрядчеству и таким удивительным подвижни-кам, как И. С. Остроухов.
Однажды, в день рождения, художник-коллекционер получил в пода-рок от друзей икону «его» святого — Ильи Пророка XV века. С этого времени И. С. Остроухов словно прозрел, всерьез заинтересовался иконописью и стал самым ярым скупщиком икон в России.
Увлечение древней русской живописью для него стало его главной страстью. Ничего иного коллекционером отныне не покупалось, разве иногда только какая-нибудь редкая книга, которой пополнялась его хорошая биб-лиотека, насчитывающая более 12 тысяч томов. «Картины его больше не ин-тересовали, хотя ранее он их собирал, — вспоминал князь С. А. Щербатов, — да и ничего другого для него не существовало, в силу этого словно юношеского, почти маниакального, пламенного увлечения, всё поглотившего…»
Своим увлечением он заразил многих. Дом И. С. Остроухова в Труб-никовском переулке сделался центром важного в своих последствиях движе-ния. Иконники, недавние собиратели, новые любители, ученые-археологи — все встречались здесь, открывая для себя неведомую Русь, всё более восхи-щавшую их.
Русь первоначальная, таинственная для всех Русь Андрея Боголюб-ского, Великого Новгорода, Русь Андрея Рублева и Сергия Радонежского оживала, благодаря иконам, написанным неизвестными древними мастерами. Бытовавшее представление о том, что русская иконопись является неумелой и ремесленной копией византийских икон, а «темновидное» письмо является признаком и характерной особенностью древней русской иконы, рассыпалось отныне в прах.
Даже для такого тонкого знатока искусства, каким был П. П. Муратов, это было потрясением. 6 ноября 1912 года он писал Остроухову: « Дорогой Илья Семенович, прибыл в Москву, нашел Ваше письмо. Было много хлопот, дел, я всё откладывал визит в Трубниковский дом. Вчера утром пошел туда после хлопотливого дня и плохого сна ночью… И пережил одно из 3-4 самых сильных художественных впечатлений моей жизни. Я ждал многого по Ва-шим письмам, но то, что увидел, превзошло всякую меру предположений. Я был так взволнован и растроган, что целый день не мог вернуться к буднич-ному <…> ощущению…
У Вас в доме сейчас – лучшее, что есть, и величайшее из всего в Рос-сии… Если когда-нибудь суждено мне будет написать книгу о древнерусской живописи… она будет посвящена Вам – первому русскому художнику-собирателю и воскресителю русских икон. <…> Боже мой, какое великолепие у Вас дома! В первый раз вижу вещи силы «Троицы»».
В доме И. С. Остроухова царила атмосфера настоящего культа иконы, хра-мом которой сделался пристроенный к старому тесному особняку И. С. Остроухова музей, где бывала вся Москва и куда непременно заезжали иностранцы.
Илья Семенович принимал у себя директора Люксембургского музея, английскую делегацию, по просьбе Д. И. Толстого, директора Императорско-го Эрмитажа, он показывал сэру Джону Мирроу, коллекционеру и директору одного из музеев в Лондоне, еще и Третьяковскую галерею и достопримеча-тельности Москвы.
Самым известным иностранным посетителем музея Остроухова был французский художник Анри Матисс, приехавший в Москву в конце октября 1911 года.
«Надо было видеть его восторг от икон! – писал И. С. Остроухов А. П. Боткиной.- Он буквально весь вечер не отходил от них, смакуя и восторга-ясь каждой. В конце концов, он заявил, что из-за этих икон стоило приехать и из более далекого города, чем Париж, что иконы эти выше теперь для него Фра Беато. Сегодня вечером Сергей Иванович Щ[укин] звонил мне, что Ма-тисс буквально всю ночь не мог заснуть от остроты впечатления».
В 1913 году, в Москве в Деловом дворе на Солянке состоялась первая выставка икон из собрания И. С. Остроухова. Она была приурочена к чество-ванию 300-летия Дома Романовых. Впервые широкая публика увидела иконы, раскрытые от потемневшей олифы и от позднейшей ремесленной прописи. Ценители искусства поняли, в России есть великое художественное прошлое, которым можно гордиться.
«Возьмитесь за историю древней русской живописи, — говорил в ту пору Илья Семенович Павлу Павловичу Муратову. – Она не написана и даже никак, собственно говоря, никем не затронута. Написать её сейчас, конечно, ещё нельзя с тем, что мы знаем. Но надо сделать первый шаг».
И первый шаг был сделан. П.П. Муратов принял участие в предприня-той И. Э. Грабарем «Истории русского искусства» и написал для неё соответ-ствующий том.
Бывший замоскворецкий купец И. С. Остроухов, человек властный, запальчивый, любивший желания свои осуществлять даже тогда, когда это изумляло или сердило других, меж тем настойчиво искал мастеров-реставраторов, способных вернуть древним иконам жизнь. И находил! И ка-ких! Чего стоил один «простой» человек, иконный мастер из слободы Мстёры Владимирской губернии Евгений Иванович Брагин, через руки которого про-шли все лучшие иконы остроуховского собрания. Инстинкт у этого человека был изумительный, память огромная, ум цепкий. Глаз его видел вещи, кото-рые с трудом различал непривычный глаз. «Как же вы не видите, — говорил он иногда тихо и укоризненно, — вот это киноварь шестнадцатого века, ну а вот эта постарше. Я думаю, лет на полтораста…»
В Третьяковскую галерею «самодур» И. С. Остроухов «посадил» хранителем «своего человека» — Николая Николаевича Черногубова, проис-ходившего из Костромской губернии. «Черногубов Н. Н. в том и выказал себя человеком необыкновенно острым и проницательным, — писал П. П. Муратов, — что догадался сразу о художественном открытии, какое вместе с познанием иконы ожидало русских любителей и историков искусства».
Однажды вечером Черногубов принёс Остроухову большую сияющую крас-ками на белом фоне новгородскую икону. Коллекционер был сражен увиденной кра-сотой! Он знал иконы, и даже хорошие и тонкие, но такого редкого письма икону ви-дел впервые. Илья Семенович позже признавался, что в первое время ни о чем ином не мог думать, не спал ночами, приходил в библиотеку, зажигал свет и читал всё, что можно было прочитать в книгах…
Да, он оказал русскому искусству неоценимую услугу в деле популя-ризации иконы. Именно по инициативе академика петербургской Академии худо-жеств, члена Московского археологического общества И. С. Остроухова была произведена реставрация «Троицы» Андрея Рублева, порученная собором монахов Троице-Сергиевой лавры художнику-иконописцу В. П. Гурьянову; под наблюдением И. С. Остроухова летом 1914 года в Кремлевском Благо-вещенском соборе была раскрыта икона «Богоматерь Донская»…
В 1918 году собрание Остроухова было национализировано и стало именоваться Музеем иконописи и живописи. Сам Илья Семенович был назна-чен его пожизненным хранителем.
И. Е. Репин, живущий после октябрьского переворота в Финляндии и оказавшийся в изоляции от русских живописцев, писал в 1923 году в Москву, интересуясь судьбами оставшихся в России друзей: «Интересно, чем Остро-ухов теперь поглощается? А если бы он вернулся к живописи! Ведь это ис-тинный, большой талант…»
Остроухов был его учеником. И учеником не бесталанным. По мас-штабу восьмидесятых-девяностых годов Остроухов был отличным художни-ком: пейзажи его не уступали Левитану.
Уже первые картины Остроухова, появившиеся на передвижных вы-ставках в середине 1880-х годов, привлекли внимание ценителей искусства и, прежде всего, П. М. Третьякова. Частые поездки в Абрамцево, знакомство с С. И. Мамонтовым, творческая атмосфера мамонтовского кружка, сближение со многими именитыми мастерами живописи, в том числе с И. Е. Репиным, укрепили намерение И. С. Остроухова стать художником. Репин, работавший в то время над картиной «Крестный ход в Курской губернии», несмотря на сильную занятость, по праву оценил талант молодого художника и взял его под своё покровительство. Они вместе выезжали на этюды, Зимний сезон 1881/82 года Остроухов посещал в Москве репинские воскресные рисоваль-ные вечера, овладевая мастерством рисунка.
Надо сказать и о знакомстве молодого художника в это же время с И. И. Шишкиным, П. П. Чистяковым и А. А. Киселевым, к советам которых он вниматель-но прислушивался и которых также позже зачислил в число своих учителей.
Кому не знакома картина И. С. Остроухова «Сиверко», написанная в 1890 году и находящаяся ныне в Третьяковской галерее. Едва появившись на очередной выставке передвижников, она сразу заставила говорить о себе. Её сравнивали с картиной «Над вечным покоем» И. И. Левитана и считали одним из шедевров искусства конца XIX века. «В этой вещи есть замечательная се-рьезность, — писал И. Э. Грабарь, — есть какая-то значимость, не дающая кар-тине стариться и сохраняющая ей бодрость живописи, ясность мысли и све-жесть чувств, несмотря на все новейшие технические успехи и через головы всех модернистов». Это был воистину гимн России, созданный русским ху-дожником. По сути «Сиверко» стал последним крупным произведением, под-водящим итоги, по словам современника, «кристаллизовавшим общие поис-ки» искусства эпохи передвижничества. Это понимал и сам И. С. Остроухов. В конечном итоге он перестал создавать картины, стал всё реже заниматься живописью, а постепенно и вовсе отошёл от нее.
И главную роль в этом сыграла его неуёмная собирательская страсть и знакомство с древней русской живописью, которой он посвятил всю свою дальнейшую жизнь.
Ему суждено было стать настоящим Колумбом древнерусской иконы.