Нет другого такого художника-педагога, который бы сделал так много для русской живописи второй половины XIX–начала XX века, как адъюнкт-профессор Петербургской Академии художеств Павел Петрович Чистяков.
«Родоначальник русской живописи», «всеобщий педагог русских ху-дожников», «наш общий и единственный учитель» — так говорили о нём со-временники. Через его мастерскую прошли известнейшие мастера живописи, составившие славу русского искусства, — Репин, Поленов, Суриков, В. Васнецов, Серов, Борисов-Мусатов…
«Это наш общий и единственный учитель», — сказал о Павле Петрови-че И. Е. Репин. Слово «наш» вместило здесь (прямо или опосредованно) почти три поколения русских художников.
В сложное для Академии художеств время, когда приносившая прежде бле-стящие результаты система обучения художников обветшала, а искусство рисунка — главное, что бесспорно признавалось заслугой Академии, вырождалось на глазах, страстный темперамент личности художника и педагога не позволил Чистякову сми-риться с таким положением вещей.
Он сделал то, на что не способна оказалась Академия — создал свою «чистя-ковскую» школу, педагогическую систему, которая стала столь же авторитетна в ху-дожественном мире, как система Станиславского – в мире артистическом.
«У меня цель — двинуть, направить русское искусство по более про-сторному и широкому пути», — так определил программу своей жизни Чистя-ков, и следовал ей с поразительной настойчивостью.
У него было безошибочное чутьё на масштаб и характер способностей учени-ка. Он как бы предвидел, что получится из того или другого художника при серьёз-ном отношении к делу. И настраивал на это серьёзное отношение.
Пройдут годы, и великие мастера живописи будут благодарить Павла Петровича как своего главного и выдающегося наставника. Виктор Васнецов напишет учителю в письме: «Желал бы называться Вашим сыном по духу».
Такими «сыновьями по духу» были многие ученики Чистякова. Именно Па-вел Петрович посоветовал В. Васнецову дать согласие на роспись Владимирского со-бора в Киеве и поддержал идею создания картин на темы русских сказок. Долгие бе-седы с художниками о Боге, религии и душе обернулись врубелевским «Христом», циклом картин об Иисусе Христе у Поленова…
Он умел видеть главное, стремился понять суть вопроса, старался изучить его, открыть законы заинтересовавшего его явления, а если это ему удавалось, тотчас же стремился научить других тому, что сам изучил.
Это своим ученикам Павел Петрович скажет: «Пора нам начинать по-правлять великие замыслы Великого Петра! А поправлять их только и можно сбросив привитую личину обезьяны. Взять образ простого русского человека и жить простым русским духом, не мудрствуя лукаво. Нужно убедиться, что и мы люди русские, созданы по образу и подобию Божию, что, следователь-но, и мы люди, и можем быть и хорошими и деловыми и сами можем совер-шенствовать свой гений во всём, во всяком честном деле и начинать, а не смотреть, как ленивая и пакостная обезьяна на чужие руки! С юности я прези-рал и ненавидел холопство русского перед иностранцами».
Прожив 87 лет, Павел Петрович написал всего лишь несколько (замечатель-ных!) исторических полотен и портретов и оставил незаконченные записки об искус-стве и педагогике. Но только ли это составляет его творческое наследие? Конечно же, нет. Главный итог его жизни — это сотни картин, которые создали благодарные учени-ки, возвратив миру все то, что вложил в них Павел Петрович.
Через П. П. Чистякова, скажем здесь, проходит — идущая от Алек-сандра Иванова — самая важная и самая высокая линия в русском искусстве и в русской философии искусства.
К сожалению, в нынешнее время имя его почти забыто.
И потому вдвойне, втройне радуешься, когда узнаёшь, в наше смутное и лукавое время, когда идёт подмена нравственных и духовных ценностей, в России, в глубинке её, живут художники-педагоги, которым дороги заповеди Чистякова. Благодаря им, и появляются молодые талантливые мастера, кото-рые составляют гордость русской реалистической живописи.
В данном случае я говорю о заслуженном художнике РФ Василии Ни-колаевиче Соловьёве – уральском самородке, строгом последователе русской реалистической школы живописи, живущем ныне в Челябинске.
Мне интересны его рассуждения, наблюдения, мысли о современной живописи и живописцах.
— Нам, прежде всего, дорога национальная культура, не надо бросаться в иные земли, — говорит он (как это близко словам Чистякова!). — Рядом нужно искать. Нуж-но то, что близко сердцу, нашей славной Родине – вот, что важно.
Интуитивно чувствую, история России не безразлична ему, в ней, как и вся-кий думающий, ищет он ответы на волнующие его вопросы. Ведь будущее нации – в её прошлом. Следя за его рассуждениями, понимаю, почему он склоняет учеников к познанию родной истории, внимательному её изучению.
— Ну что такое, вроде бы, какой-то там сюжет, — слышу его голос, — Вот у меня один студент начал писать эскизы по Пугачёвской тематике, то есть, выбрал тему из времён крестьянской войны. Приносит, я его сразу спрашиваю: «В каком году была крестьянская война?» Головой качает, не знает. — «Всё, — говорю, — пока эта тема для вас закрыта, идите, изучайте исто-рию, набирайте материал». Сам исторический материал потребует от него изучения этнографии, фольклора того времени особенно. И насколько же расширятся познания студента, позавидовать можно.
И неожиданно:
— Любая тема, будь она даже современная, требует постижения и поэ-зии. Последнее очень важно, потому, что поэзия – она как бы родная сестра живописи. Любая стихотворная строчка уже навевает и краски, и настроение, потому и стараюсь привить любовь к русской поэзии, хочу, чтобы читали нашу классику, и зарубежную, — пожалуйста! — но чтобы оттуда выносили тот самый трепет, без которого нет художника. Поэт он нервом чувствует время, потому и близок нам.
Его, как и Чистякова, волнует будущее учеников.
— Вообще, художники — бессребреники по природе своей, — роняет он. — А конъюнктура меняет живопись, меняет само искусство. Сейчас вот со зна-ком «минус» появилось искусство «коньюнктурное», модернизм крылья рас-простёр. И в нынешнее время важно устоять, не изменить себе. Бывает, ху-дожник тешит себя: – «Вот, сейчас подзаработаю, а потом-то уж я возь-мусь…,». Нет! Если человек падает, вставать всегда сложно. Поэтому, конеч-но же, нужно оставаться с внутренним стержнем, не взирая, ни на что.
Эти мысли Василий Николаевич, думается, вкладывает в сознание учеников. Они очень близки рассуждениям Чистякова, и я поражаюсь духовной близости этих двух людей, разделенных во времени столетием.
Слышу вновь его голос:
— Иногда художник спешит похвастаться: у него купили то-то и то-то. Но так ли важно, что у тебя что-то купили? Это еще не панацея и не мерило настоящего ис-кусства, когда у тебя покупают. Важно, чтó покупают и ктó оценивает твою вещь. Пу-таницу в сознании и подсознании художника рождают искусствоведы, часто сбивая его с пути. Ложно изречённая мысль, очень вредна – даже преступна. Еще Лев Нико-лаевич Толстой говорил, искусствовед — это очень ответственно. И надо понимать, на кого, на какую идею работают такие записные искусствоведы. Вот один скандально известный галерист и подобные ему по всей России пытаются внедрять в сознание мысль, что пошлость – это и есть искусство. Но культуры без нравственности не бы-вает, как не может быть России без Православия. И художник, в первую очередь, должен думать, на что он работает: на разрушение или на созидание. С кем он? На чьей стороне? Это важный вопрос в наше время.
Почему с реализмом борются? Отвечу так: основу каждой нации составляет её идеология. Для русских – это Православие. Разрушив Церковь, мечтают разрушить государство. А вся наша культура, в основе своей, религиозна, она всегда была и оставалась пророческой, потому, что во главе угла её, стержень её – образ Божий. Я всё время вспоминаю: у нас социалистический реализм был. Величайшие художники работали, — Нестеров, Павел Корин, Виктор Иванов, Юриий Кугач, Алексей Грицай, Виктор Цыплаков… Сейчас идёт мощная идеологема по умалению качества этого ис-кусства. Почему? Давайте отбросим слово «социалистический», и посмотрим, что остаётся? Реализм – эта первооснова русской национальной школы живописи. Имен-но на эту школу и идёт наступление.
Он задумывается и говорит оживленно:
— Знаете, хорошо, что у нас есть эта школа, единственная в мире, которая несёт правду. Нигде уже нет такой. Только в России. Этим надо гордиться.
Слушая его, думаю, какое счастье, что есть у нас такие подвижники, которые берегут эту школу. Сколько картин, созданных его благодарными учени-ками, возвращают миру все то, что вложил в них учитель!
И хочется низко поклониться таким учителям, — замечательным рус-ским людям.