Как-то, на встрече с начинающими художниками, Аркадий Александрович Пластов сказал: «Вам, молодым, подавай ведь всё и сразу: славу, деньги, вы-годные заказы, хвалебные статьи в журналах, почетные звания. А вы поезжай-те-ка в деревню. Поживите в ней лет десять. Пишите портреты стариков, ста-рух, молодых колхозников, ребятишек, деревенские пейзажи, стадо на выпа-се, домашнюю утварь, узнайте ближе быт крестьянский. А всё наработанное затем привозите в столицу, и устраивайте выставку. Думается, пользы от неё станется всем».
Сын деревенского иконописца, мудрый человек, Аркадий Алексан-дрович Пластов, конечно же, понимал: поживи художник в сельской местно-сти, познай труд крестьянина, пообщайся с людьми, тесно связанными с ро-дительской землей, узнай ближе жизнь деревни, хранящей вековые русские устои, и произойдет в нём необратимая переоценка истинных жизненных цен-ностей.
С детских лет помнятся картины А. А. Пластова: «Ужин трактори-стов», «Сенокос» (её репродукция была помещена в «Родной речи»), «Весна. В бане», «Родник», «Первый снег»…
И каждая из них затрагивает душу, что-то сокровенное в тебе. И по-нимаешь, как истосковалось сердце по чистоте и красоте человеческой жизни.
Русская земля. Родная деревня с окружающими её полями, лугами, лесами, тихой речкой, вечерними закатами, утренней зорькой и незабываемым восходом солнца.…
Все мы, по большому счету, — родом из русской деревни. Потому до-рога и близка она нам, где бы и кем бы мы ни были.
Деревня исстари хранила и хранит Дух русского народа – народа жертвенного. И не только для себя, но и для других, для всего мира. Право-славная церковь тысячелетие воспитывала народ в любви Христовой. Этим, прежде всего, и сильна Россия. И, несмотря на тяжелые испытания, выпавшие на долю русской деревни, дух этот сохранился в ней. Дух народный не меня-ется. Это натура его.
Крестьянин, а по большому счету православный христианин, всегда был пер-вым заступником своей веры. Не русские ли мужики дали отпор французам, посяг-нувшим на Россию и Православную Церковь. Не идеология ли русских, хранимая в крестьянской среде после октябрьского переворота 1917 года, и возобладавшая в жизни советского общества в годы Великой Отечественной войны, сыграла решаю-щую роль в победе наших войск над фашистской Германией.
Да, у русской деревни много врагов, в основном, из числа тех, кто не приемлет саму мысль о существовании православной России в мире, кому чужд сам Дух нашего народа.
Вот почему с глубоким уважением относишься к художникам, кото-рые не забывают деревню. Особенную же благодарность испытываешь к тем мастерам, которые живут в ней постоянно. К их числу отнесу молодого та-лантливого живописца, уроженца пензенской земли Андрея Михайловича Уделова.
В селе Соловцовка, ставшем для него родным, он расписывает Трои-це-Сергиев храм, в котором покоятся мощи преподобного священноисповед-ника Иоанна Оленевского, особо почитаемого подвижника Пензенской земли.
Красивый, умный парень, с цепким взглядом и удивительно живой душой. В свои тридцать лет он успел окончить Пензенское художественное училище и Российскую академию живописи.
Его друг, сам замечательный художник, сказал мне как-то о нём:
— Андрей может работать с раннего утра и до поздней темноты, и ни-что не сможет оторвать его от работы, пока не добьется своего.
Потому, видимо, таким успехом пользуются работы Андрея Уделова у знатоков реалистической живописи. Думаю, не ошибусь, если скажу, об этом художнике заговорят скоро, как о крупном мастере.
С ним интересно и весело беседовать.
— Знаете, — говорит он, — ведь я раньше, мальчишкой, думал, зачем ху-дожники пишут пейзажи. В действительности же всё гораздо красивее. Дед мой приучил меня к рыбалке, и вместе с ним я рыбачил на нашем пруду. И вот смотришь за поплавком, и видишь, как в воде отражаются облака, небо. Поднимешь голову, а на другом берегу — луг, стадо пасется, лес вдали. Смот-ри и не насмотришься. А потом, когда отвезли меня в город и отдали учиться в школу, я вдруг заскучал по деревне, по старым ветлам, росистой траве на утренней зорьке, по вечерним туманам над прудом. И так всё это захотелось нарисовать. Вот тогда, может быть, я и понял, почему художники пишут пей-зажи. Тогда и полюбил живопись. Стал срисовывать с книг картинки. Потом, когда мама сводила меня в Пензенскую картинную галерею, и я впервые уви-дел настоящие картины, попросил купить краски. И когда получил их, решил: буду художником.
Наблюдаю за оживленным лицом рассказчика, скупыми, но вырази-тельными жестами его и, буквально, замираю, слыша:
— Самой большой отрадой в детстве была деревня. Школу не любил, прогуливал беспощадно. Интересны были лишь два предмета: математика и история. Жить помогала мысль, что скоро наступит весна, потом лето, и меня на целых три месяца отправят в деревню.
Слова его близки мне. Я и сам, мальчишкой, не любил школу, и едва дожидался окончания учебного года, когда меня, наконец, отвозили на Там-бовщину к бабушке и деду.
И вновь голос Андрея:
— Хорошо помню один момент. Узнал, на Никóлевском пруду клюют карпы. Съездил на разведку, наметил местечко, где встану. На утро просыпа-юсь, прислушиваюсь – дождь льёт вовсю. Долго ждал, когда кончится. Нако-нец, гроза утихла, и я помчался. Много было в жизни красивого и запомина-ющегося, но то утро, почему-то врезалось в память особенно. Солнце только-только всходило и всходило именно там, куда унесло грозу. Из-за огромных туч, где ещё мерцали молнии, очерченный по кромке светом, медленно выка-тывался красный диск. Уставшее после грозовой ночи поле благоухало свеже-стью. Была тишина, которую нарушал только я своим стареньким велосипе-дом. В тот день я поймал самую крупную в своей жизни рыбу. Счастье было неописуемо.
Рассказывая, он весь уходит в прошлое, в детство, и речь его яркая, образная невольно рождает мысль, что только в деревне и мог родиться уди-вительно точный, красивый русский язык.
— Знаете, — слышу я, — рыбалка научила меня терпению, выдержке, а главное рождало ощущение счастья от созерцания, любования природой. По-нятие красоты природы закладывается в детстве. Умение видеть прекрасное в обыденном – это великое счастье. Простая, немудрёная красота мест, где ты вырос, будет самой милой по жизни, к ней стремишься вернуться, хотя бы в мыслях, она целительна для твоей души, когда надо успокоит или оживит от бесконечной суеты.
Он умолкает, уходит в свои мысли, и через паузу слышу его голос:
— Общение с природой делает нас добрее, проще, милосерднее. Таким, я думаю, должно быть и искусство.
И в этих словах вся суть его, как художника.
Да, в своей живописи он далёк от того, чтобы готовить «ходовой то-вар» и успешно сбывать его. Сама мысль эта чужда ему.
И глядя на его работы, понимаешь, он из тех, кто живёт с обострён-ным чувством ответственности перед Россией и постоянно испытывает долг перед своим народом.